Ренат Салаватов: «Я не раб своих амбиций»

Журналист Любовь Агеева не раз встречалась с художественным руководителем и главным дирижером Татарского академического государственного театра оперы и балета имени Мусы Джалиля Ренатом Салаватовым, но не было случая для неспешной беседы. И вот, наконец, такая возможность представилась. Музыкальная жизнь Казани уже давно вышла за пределы Татарстана. Наши театры известны за рубежом, наши исполнители успешно выступают на разных концертных площадках мира. Это определенный знак качества города с давними культурными традициями, в котором любой артист может чувствовать себя на стремнине мировой культуры. В 2003 году неожиданно для всех в Казань вернулся известный дирижер Ренат Салаватов. Зачем ехать назад, в Россию, имея опыт работы в Германии и Швеции? Да еще не в Санкт-Петербург или Москву? Вопросов к Ренату Салаватовичу у журналиста Любови Агеевой оказалось много. И по самому разному поводу.

– Получив высшее музыкальное образование в Ленинграде, вы вернулись на родину, в Казахстан, работали в театре оперы и балета имени Абая. По отзывам, которые я прочитала в Интернете, работали успешно. Поразительно успешно сложилась ваша дальнейшая творческая жизнь. Уже 10 лет казанцы имеют удовольствие регулярно встречаться с вами на спектаклях театра имени Джалиля.

Возвращаясь в прошлое, о чем вы прежде всего думаете?

– В моей жизни были встречи с очень известными, неординарными людьми. Чем старше становишься, тем острее понимаешь их значение и творческий масштаб. Особенно тогда, когда их именами называют улицы, о них рассказывают в музеях.

Среди них прежде всего можно назвать Натана Григорьевича Рахлина. С Рахлиным я прошел путь от ассистента до главного дирижера симфонического оркестра.

– А как вы попали в Казань? Может, Фуат Мансуров посоветовал? Он ведь тоже из Казахстана. А в 1968 году работал главным дирижером Татарского театра оперы и балета.

– В Казань я попал по рекомендации коллеги Равиля Мартынова. Он работал вторым дирижером оркестра, но что-то у них с Рахлиным не сложилось. Равиль уходил из оркестра и позвал на свое место меня. Так что шесть лет моего первого пришествия в Казань я работал в филармоническом оркестре.

Кстати, в то время у меня было предложение от Юрия Симонова поступить его ассистентом в Большой театр, но я выбрал Казань.

В 1979 году, после смерти Натана Григорьевича, оркестр достался мне в наследство еще «горяченьким».

– Как вы рискнули встать на место самого Рахлина?

– Со мной захотел работать оркестр. Музыканты сказали, что верят в меня. И мы вместе проработали шесть лет. Оркестр прекрасно играл, и важно было не опустить планку.

Рахлин подолгу мог возиться с какими-то вещами и что-то сделать не успевал. Но на концерте происходило чудо – магия его дирижирования завораживала. За дирижерским пультом он как бы писал сочинение набело. В момент исполнения и оркестр, и дирижер достигали предельной эмоциональной выразительности.

У меня – другая манера, я более рационален. Я люблю аккомпанировать. Почему у меня все хорошо получается в опере и балете? Потому что я умею аккомпанировать.

Можно сказать, что я выбрал судьбу, встретившись с Натаном Григорьевичем. Обычно все стремятся в Москву, а мне было хорошо в Казани.

Выбрав Казань, я одновременно выбрал свою судьбу, свою жену (Наиля работала тогда на авиационном заводе), наших детей и четырех внуков.

Приехав в Казань, я не мог не столкнуться с Назибом Гаязовичем Жигановым. Я бы не прошел мимо ректора консерватории, руководителя Союза композиторов республики, даже если бы захотел. Это была личность, которая выделялась среди других деятелей искусства республики. Сейчас нет Союза композиторов, каким он был при Жиганове.

Жизнь человека зависит от его внутренней энергии. У Назиба Гаязовича ее был неисчерпаемый запас. Вполне под тысячу вольт.

А с музыкой Жиганова я впервые встретился в 1979 году, уже будучи главным дирижером филармонического оркестра. 13-й концертный сезон симфонического оркестра открывался его Десятой симфонией. Потом оркестр не раз исполнял жигановские симфонии – в Казани, Москве, Алма-Ате… Всего их в моем репертуаре было девять.

Я всегда восхищался людьми такого склада, как Жиганов. К коим сам не принадлежу.

Кроме Жиганова могу назвать Валерия Гергиева, главного дирижера питерского Мариинского театра оперы и балета, с которым мы учились в Ленинградской консерватории. У него феноменальная энергетика. Откуда она берется, этого никто не знает. Его энергии хватит на несколько жизней. Я дирижирую много, но он… Запредельная энергия. Я не знаю, кого по количеству продирижированных концертов и спектаклей можно поставить рядом с Гергиевым.

Про таких вполне можно сказать: а он, мятежный, просит бури…

А я люблю покой, чтобы утром просыпаться не от забот, а от радости. А Жиганов и Гергиев – беспокойные. Поэтому таким нелегко в жизни приходится.

Кстати, во многом благодаря Жиганову в те годы в Казани часто звучала казахская музыка, а в Алма-Ате – татарская.

– О Назибе Гаязовиче многие вспоминают как о человеке сложном, даже крутом. А каким он остался в вашей памяти?

– Назиб Гаязович был, конечно, жестким человеком. Но когда мы работали над его сочинениями, он был покладистым, даже позволял их ретушировать. Говорил: «Тебе виднее – ты с живым слушателем дело имеешь, а я с воображаемым». Мы, конечно, находили среднее решение.

В работе он руководствовался словами «Я не популист, я пишу серьезную музыку». Он, действительно, мало написал песен, других сочинений в малой форме. Но однажды, не помню, по какому поводу, горько сказал: «Лучше бы я писал песни!».

Он словно предчувствовал, что наступают такие времена, когда серьезная музыка перестанет быть востребованной. Они наступили позднее, уже после его смерти, в 90-х годах. Это было как предвидение.

Я эти времена тоже не увидел. Поскольку уехал из России. Сначала работал в Баварской государственной опере. В Мюнхене познакомился с Майей Плисецкой. По ее рекомендации в 1996 году получил приглашение на пост дирижера Шведской Королевской оперы в Стокгольме.

В 2003 году вернулся в Казань главным дирижером театра оперы и балета имени Джалиля. И здесь снова появилась возможность встретиться с музыкой Жиганова.

– В новой версии оперы «Джалиль» на сцене театра имени Джалиля вы выступаете художественным руководителем, и я наслышана, что вы настаивали на сохранении авторского видения композитора.

– Для меня опера – это прежде всего музыка, если она еще и божественно исполнена. Но современный зритель без видеопроекции, без другой современной машинерии в оперный театр не пойдет. В этом смысле постановка Михаила Панджавидзе удовлетворяет сегодняшним требованиям. Не зря она получила признание публики, была замечена всей Россией.

Новая музыкальная редакция оперы, как вы знаете, третья по счету, осуществлена Виктором Соболевым. Драматургически она выстроена в согласии с концепцией режиссера-постановщика. Мне она показалась довольно логичной, что подтвердилось на премьере, где присутствовало много зрителей, которые знали предыдущие постановки, в том числе родственники Назиба Жиганова и Мусы Джалиля.

Со времен последней постановки прошло 20 лет. За это время было много перемен в нашей жизни, в том числе и в восприятии музыки. Современные слушатели, особенно молодые, приучены к электронике, и они легко восприняли новое звучание жигановской музыки. И в то же время в музыкальной редакции сохранены все темы оперы Жиганова, изменения в основном носят тембральный характер.

Кстати, могу отметить свой личный вклад в этот спектакль. Помните, татарский танец в немецкой тюрьме? Это моя музыка. Когда ставился спектакль, у меня уже была готовая партитура. Можно сказать, в яблочко попал.

– Читала, для вас это не единственный композиторский опыт.

– Да. У меня есть два балета, в Казахстане популярны мои песни. Есть  национальный балет-сказка «Алкисса», поставленный в 2006 году в Астане, на сцене театра оперы и балета имени Байсеитовой, а также балет «Снежная королева в Астане».   Он написан по мотивам сказки Андерсена, но ситуация современная, действие разворачивается в новой столице Казахстана.

Я не считаю себя композитором. Просто хотел проявить себя и в этом деле, мне было интересно, смогу ли я написать хоть что-то. И у меня получилось. Больше сочинять не хочу. Я так устроен, что если достиг каких-то определенных целей, то в дальнейшем мне становится неинтересно.

– Оказывается, вы отметились и в литературном труде: в 2004 году в Санкт-Петербургском издательстве «Аврора» вышла в свет книга «Шведский дивертисмент России», написанная вами в содружестве с известным журналистом Николаем Вуколовым. В ней рассказывается обо всех выдающихся деятелях искусств России, так или иначе связанных со Швецией: Федоре Шаляпине, Анне Павловой, Михаиле Фокине, Рудольфе Нуриеве, Майе Плисецкой, Родионе Щедрине, Геннадии Рождественском, Евгении Светланове...

Не противоречите ли вы себе, когда говорите, что больше всего на свете любите покой?

– Я не люблю суеты, авралов. Для меня главное, чтобы на душе было спокойно. Как говорил Черчилль: «Героизм нужен там, где нет порядка». Так вот, я не за героизм, а за порядок, за ровное, спокойное, гармоничное течение жизни.

– У нас ведь мерилом успеха считают статус театра, где человек работает. Вы могли по-прежнему работать на Западе, в том же Стокгольме, где живет ваша семья. У Гергиева, в Мариинке, наконец… Он о вас так тепло отзывается…

– На всех моих предыдущих местах работы я задерживался, как правило, на 5-6 лет. Если вдруг мне становилось скучно, я уходил.

В настоящий момент для меня основным жизненным критерием являются не какие-то внешние факторы, как то: карьера, признание, пиар, а мой интерес к работе. Важно, не где ты живешь, а как ты живешь с самим собой. Счастье ведь не рядом с нами, а внутри нас. И если оно есть, тебе везде будет хорошо.

Помните роман «Алхимик» Коэна? О том, как человек ищет клад по всему свету, а находит его во дворе своего дома.

Здесь, в Казани, я нашел и интерес, и спокойствие, которые так необходимы творческому человеку. Говоря о спокойствии, я имею в виду возможность заниматься исключительно своим делом – тем, что мне нравится. Я прихожу в театр, дирижирую – и иду домой, где меня ждут другие дела, книги, например... Я не раб своих амбиций. Хочу жить при жизни, а не после нее. Я нашел свой клад.

Не так давно, на Шаляпинском фестивале, когда мне не надо было вставать за пульт дирижера, я понял, как это здорово – быть просто зрителем. Обычно так не получается в силу большой занятости. А тут капитана на месте нет, а корабль плывет…

Я пытался просто получить удовольствие, и у меня это получалось. Ловил себя на том, что купаюсь в теплых волнах музыки, а иногда подпеваю солистам. Все были хороши – и оркестр, и хор, и исполнители…

Люблю свой театр и рад, что он посещаем. Не устаю поражаться, как казанские зрители находят время и средства для посещения театра: на спектаклях всегда аншлаг! В год мы даем триста спектаклей, причем половина из них приходится на гастроли за рубежом. Наш театр выступает в Европе уже 19 лет.

В целом в моей жизни ничего не меняется – я предан музыке. Много гастролирую. Выступал в Парижской «Гранд-Опера», с оркестром Дублинского балета, Лондонским оркестром, дирижировал в Болонье, Бирмингеме, Кельне, Севилье, Амстердаме, Нью-Йорке...

Моя творческая жизнь как бы делится на части: 18 лет я отдал работе с симфоническим оркестром, после этого был 12-летний «балетный период», связанный с работой в Мариинском театре, Мюнхенской национальной опере и Шведской королевской опере. С начала 2000-х годов был «оперно-балетный сезон» в Казахском академическом театре имени Абая, и теперь вот уже 10 лет в Татарском оперном.

Сейчас, можно сказать, пожинаю плоды своего труда и известности. Сколько вложишь, столько и получишь. Сейчас я «получаю», а до этого были сплошные поиски техники. Моими учителями были Кирилл Кондрашин, Евгений Светланов, Геннадий Рождественский, Евгений Мравинский. Я с ними подружился, а вначале при общении робел.

– Судя по тому, как вас характеризуют в музыкальном мире, поиски своего места в музыкальном мире были успешными.

– Чем лучше техника, тем меньше времени тратишь на репетиции, тем легче на спектакле. Для меня, для всех, с кем я работаю, это особенно важно. В условиях, когда в наших спектаклях всегда есть гастролеры, а во время фестивалей – Шаляпинском и Нуриевском, гастролеры – практически все, времени на длинные репетиции нет совсем. У нас сегодня многие спектакли идут с одной репетиции – «Дон Кихот», «Борис Годунов»… Кстати, «Борис Годунов до этого два года не шел.

Должно быть постоянное совершенствование своего ремесла: не надо ловить журавлей в небе, надо просто все время учиться. Вот мой секрет творчества. Когда Михаил Плетнев сказал мне, что моим рукам можно позавидовать, это для меня был действительно комплимент. Значит, я не зря искал все эти годы приемы, наблюдал за всеми дирижерами, которых слушал. Я постоянно учусь у других дирижеров. Даже у не очень именитых можно найти то, чего и у известных нет.

Очень много мне дала работа с симфоническим оркестром Татарстана. Легко приходить на руины – это очень выгодный фон. Я же пришел в коллектив после Натана Рахлина, и, естественно, оркестранты сравнивали меня с создателем оркестра, который был мощнейшей фигурой в нашей музыке. Но, знаете, я выстоял. Мы с оркестром в 1984 году поехали на Всероссийский конкурс в Москву и стали лауреатами. До этого оркестр дважды побеждал с Рахлиным – на всероссийском и всесоюзном конкурсах. Поэтому члены жюри неизбежно сравнивали меня с Натаном Григорьевичем.

В Казань приезжали солисты, имена которых вы хорошо знаете: Виктор Третьяков, Наталья Гутман, Михаил Плетнев. Дебют Плетнева как дирижера состоялся при мне, в нашем оркестре – он дирижировал «Щелкунчиком» в концертном исполнении.

– Читаю интервью с вами в «Вечерней Казани» 1983 года. Мой коллега Евгений Макаров отмечает ваше увлечение музыкой Шостаковича и Бетховена. При вас вместе с оркестром в Казани выступали не только известные пианисты, скрипачи, виолончелисты, но и «духовики». Все вроде складывалось отлично. И вдруг вы резко уезжаете из Казани.

При любви к покою в вашей жизни довольно часто наблюдались резкие перемены. С чем это было связано?

– Вы правы, вся моя жизнь – эксперимент!

В 13 лет я один (!) поехал в Москву, чтобы поступить в Центральную музыкальную школу при консерватории имени Чайковского. И поступил! Мой педагог по классу виолончели Алла Евгеньевна Васильева хотела, чтобы после окончания школы я поступал в Московскую консерваторию к Мстиславу Ростроповичу (быть бы мне виолончелистом, возможно, известным!), но неожиданно для всех, тайно, я уехал в Ленинград, где меня приняли в консерваторию, на факультет оперно-симфонического дирижирования. Хотя туда принимали только музыкантов с высшим образованием. Не знаю, чем я покорил на прослушивании Илью Александровича Мусина. Потом была аспирантура в Московской консерватории у профессора Лео Морицевича Гинзбурга.

Еще на пятом курсе консерватории я получил приглашение занять пост главного дирижера Камерного оркестра Радио Казахстана. После службы в армии был приглашен дирижером оперного театра в Алма-Ате.

Отработав шесть сезонов с Государственным симфоническим оркестром Татарстана, еду на очередной концерт в Алма-Ату. Нечаянно оброненные слова о красоте родной природы задевают какие-то тонкие струны моей души – и я решаю остаться в Казахстане.

Несколько лет работаю на родине, и вдруг что-то снова толкает меня на перемены – я уезжаю в Ленинград, становлюсь дирижером Мариинского театра. Служу там ровно год, разъезжая с балетной труппой театра по всей Европе. В Германии решаю остаться. С одной лишь спортивной сумкой! Труппа возвращается в Ленинград, и советские газеты пишут: «Оркестр Мариинского театра вернулся с гастролей без дирижера».

Потом – успешная работа за рубежом, в 2001 году – снова возвращение на малую родину, в Алма-Ату. Казахстан строит новую жизнь. Национальный театр надо поднимать. Тебе дают целый театр! И полная свобода творчества, а также гастроли по России и за рубежом.

В 2003 году Рауфаль Мухаметзянов, директор театра имени Джалиля, предложил мне приехать в Казань и познакомиться с его коллективом. Я приехал, провел одну репетицию, и мы нашли общий язык. Альянс сложился.

К этому времени я выполнил все, что намечал, покорил все вершины.

Вот и получается, что с одной стороны, я осторожный человек, но приходит момент – и я совершаю резкий «прыжок». Когда-то мои перемещения были продиктованы амбициями, честолюбием. А сейчас я думаю больше о внутреннем спокойствии.

Мне должна быть интересна работа. Если пропал интерес, нет возможности для роста, я ухожу. Японцы говорят, что каждые 3-5 лет надо менять работу – тогда ты растешь.

Но в Казани я что-то задержался, уже 10-й год пошел. Как-то незаметно идет время, потому что все время разные солисты, нет застоя. Это не работа в репертуарном театре, в котором ты всех знаешь по 10-20 лет. Вот это надоедает.

Чем столица отличается от провинции? В столице у всех есть выбор. А в провинциальном театре выбора нет. Ни у музыкантов и артистов, ни у зрителей.

В Татарском театре оперы и балета – антреприза: тот же спектакль, но солисты другие, и он уже идет по-другому, другая энергетика. В этом и особенность наших спектаклей – они живые.

Мои друзья говорят: «Ты попал в потрясающий город! У вас одни бренды: «УНИКС», «Ак Барс», «Рубин». И ваш оперный театр».

Наш оперный театр известен не только в России. Театр давно знают в Европе. Очень приятно бывает в Амстердаме, Цюрихе, Копенгагене или Страсбурге видеть огромные афиши со словами «Опера из Татарстана». Даже у людей ироничных чувство патриотизма просыпается.

В республике уже привыкли, что у нас битком набитые залы, звезды первой величины, но так было не всегда. Когда я был главным дирижером симфонического оркестра, я это хорошо помню – в оперный театр никто не ходил. А сейчас спектакли театра рекламирует у себя на авиалайнерах крупнейшая голландская компания KLM. Ее самолеты летают по всему миру, и пассажиры в разных точках земли могут узнать, когда опера из Татарстана будет давать «Аиду» в Голландии. И мы ни копейки не тратим на эту рекламу.

– Ренат Салаватович, недавно в Интернете прочитала много хороших слов в ваш адрес. Это были комментарии к публикации о другом дирижере. Речь шла о том, каким должен быть дирижер – автократом или демократом?

– Есть такие дирижеры-командиры, которые любят жесткую дисциплину. Я считаю, что дисциплина должна быть творческая. Оркестр – не казарма, и мы не военные – люди творческие, ранимые. Я никогда не выясняю отношения с музыкантами, мы просто музицируем. У нас в оркестре спокойно и комфортно всем.

Мне очень важен климат в коллективе, важно, как музыканты сыграют, как певцы споют. Если есть какое-то непонимание, надо приходить к компромиссу. Поэтому должно быть взаимопонимание. Если давить, это будет уже не творчество, а подневольный труд. Мне важно, чтобы все приходили с удовольствием на работу и с удовольствием уходили домой.

Вспоминается работа с Натаном Рахлиным. Ему иногда говорили: «Да прикрикните на музыкантов, закрутите гайки!». А он отвечал: «Я на них прикрикну, а они потом мне плохо сыграют». Музыканты могли с ним спорить, кстати, и со мной тоже, он прислушивался к чужому мнению.

Музыка такая вещь, что дирижер и исполнители должны общаться на уровне душ. В этом смысле я беру за основу рахлинский стиль общения с оркестром – уважительный.

Кстати, хамство дирижеров – это чисто российский феномен. В Европе нет дирижеров-хамов, там оркестр быстренько от такого «маэстро» избавится.

– Чем отличаются дирижер в театре и дирижер в симфоническом оркестре?

– Гектор Берлиоз как-то сказал: симфоническое дирижирование в сравнении с оперным – это детская игра. Дирижировать оперой сложно в профессиональном отношении. Надо держать всех – оркестр, хор, солистов. Когда дирижируешь в театре, словно корабль ведешь через рифы. И не надо размахивать руками – дирижировать можно кончиками пальцев.

Музыка, волнующая сердца слушателей, рождается только на основе взаимопонимания дирижера и оркестра. Оркестр – это не обязательно выдающиеся солисты, важнее ансамблевость. У нас в оркестре оперного театра есть и отличные солисты, и есть, что важно, ансамбль. Не случайно у нас такая нагрузка. В год мы даем за рубежом около 140 спектаклей и приблизительно столько же – в Казани. Только музыканты экстра-класса могут выдержать такую нагрузку.

На симфоническом концерте людям больше некуда смотреть, кроме как на оркестр и дирижера. Поэтому в дирижеры эстрадных коллективов и симфонических оркестров идут более амбициозные дирижеры. Нас же в оркестровой яме никто не видит.

– То есть от того, что вас публика не видит, вы не страдаете?

– Да. Я даже не выхожу в оркестровую яму, когда начинается спектакль, что вызывает первые аплодисменты. Я уже давно там вместе с музыкантами.

Мне это всё не очень нравится, я не публичный человек. И почему меня занесло иметь дело с массой людей? – я совершенно не понимаю. Я люблю работать в тиши кабинета, дома, один. А публичность меня напрягает.

– Хотела спросить, не собираетесь ли вы уехать из Казани, но мой коллега из другого СМИ опередил.

– Могу повторить ответ. Нет, из Казани уезжать не собираюсь. Я здесь прижился. Меня все устраивает – и репертуар, и человеческие отношения. Я – человек неконфликтный, терпеть не могу разборки, выяснение отношений. К счастью, их нет у нас в театре благодаря директору Рауфалю Мухаметзянову и его команде. Меня, например, вполне устраивает, что наш директор определяет репертуарную политику театра, он занимается приглашением солистов, российских и зарубежных.

– И напоследок – что бы вы хотели сказать зрителям театра имени Джалиля?

– Все рвутся на фестивальные спектакли. Просто ярмарка тщеславия...

Зачем вам тусовки? Ходите на обычные спектакли. Они у нас хороши круглый год.

– Спасибо за интересный разговор.

Наша справка

Ренат Салаватов, оперный и симфонический дирижер. Родился 5 ноября 1949 года в г.Чимкенте (Казахстан). Окончил Ленинградскую государственную консерваторию (1974). В 1979-1985 годах – главный дирижер Государственного симфонического оркестра Татарской АССР, в 1989-1990 годах – дирижер Мариинского театра г. Санкт-Петербурга, в 1990-1995 годах – дирижер Национального театра Баварии (г.Мюнхен, Германия), в 1996-2001 годах – дирижер Королевской оперы Швеции (г.Стокгольм). С 2003 года – главный дирижер Татарского академического государственного театра оперы и балета им. М. Джалиля.

Заслуженный артист России (2010). Народный артист ТАССР (1982). Кавалер ордена «Курмет» (2004).

Фото: www.kazan-opera.ru