Игра любви и смерти

Такие стечения обстоятельств случаются, когда главная тема спектакля вдруг ненароком совпадает с реальным событием. Так на начало репетиций «Ромео и Джульетты» в Альметьевском татарском драматическом театре наложилось известие о катастрофе Боинга в Казанском аэропорту.

Биомеханика - наше всё, считает Сакаев, потому что она органично вплетается в эстетику татарского театра, где игра тела первична (в отличие от русского психологического театра). Отсюда его сверхзадача, последовательно решаемая в Альметьевском театре, – создать особую систему координат, соответствующую темпераменту и ментальности татарских актеров. (Действительно, «Ашик-Кериб» и «Мещанская свадьба» поражали тем, как комфортно и искрометно существовали актеры в предложенной режиссером технике.)  

Премьера «Ромео и Джульетты» оказалась необычным зрелищем, на предыдущие театральные версии знаменитой трагедии не похожей. Пожалуй, предсказуемым было лишь то, что зрители, как всегда в альметьевских спектаклях Сакаева, расположились на сцене – а страсти разыгрывались на расстоянии вытянутой руки от них.

В остальном увиденное превзошло ожидания.  Никакого бархата и кружев: посконная, едва ли не домотканая, одежда без затей – с красным трафаретным орнаментом у Капулетти, с синим у Монтекки  (этим подчеркивалась, что враждующие  кланы одного роду-племени). На спинах латиницей прописаны имена персонажей: Grigorio, Samson, Rozalina. Спасибо художнику Софье Тюремновой, надписи в массовых суматошных сценах сильно выручают – без них не догадаться кто есть кто.

Мужчины и женщины вооружены не изящными мечами и кинжалами, а грубыми ножевыми полотнами. Даже Джульетта играется железной заточкой. Тесаками не столько сражаются, сколько издают шумовые эффекты: стук, скрежет. Порой механические шумы превалируют над речью персонажей, не давая возможности вслушаться в текст. Сакаев сознательно хочет «не перетишить»; вербальный посыл для него важен (иначе он не заказал бы для своей версии  перевод поэту Рузалю Мухаметшину), но главное для него иное. Что именно, иногда понимаешь, например, в сцене монолога Ромео, чьи слова заглушает бряцанье оружия, делая, благодаря звуковой метафоре, явственным стук бешено колотящегося сердца влюбленного юноши.

Надо сказать, элементы саунд-драмы в спектакле не только провокативно испытывают слух, но порой услаждают его; например, в сцене бала актеры всполохами мелизмов имитируют сладкозвучие музыкальных инструментом. Отчего маскарадные костюмы с использованием мотивов гравюр Гордона Грега становятся еще стильнее. Когда Ромео и Джульетта объясняются на балконе, Монтекки и Капулетти, скучившись по  разные стороны, имитируют птичьи рулады и стрекот цикад. Никаких фонограмм – носитель звука – естества человека и природного материала: голосовые связки, железо и дерево.

Самое, пожалуй, отвлекающее от текста, – гульфики обтягивающих трико веронцев. И ладно бы эта деталь средневекового мужского костюма присутствовала для исторической достоверности, так нет – она назойливо обыгрывается в первом действии. Шуточками и непристойными телодвижениями дело не ограничивается. Сорванцы Меркуцио и Бенволио, взяв в полон парня из клана Капулетти, пыряют ножичками прямо в гульфик. Самим шутникам вскоре тоже достается от взбешенной Кормилицы – она хватает их за «фаберже» и сжимает изо всей силы.

Хвала сценографии, которая канализирует восприятие и нейтрализует вызывающую пошлость. На сцене помост и  холщовый задник с изображением театра Глобус. Это задает игру зрителя  в ассоциации с шекспировским театром 16-17 века. А он был грубый, лобовой, с чередованием высокого и низкого, шутками ниже пояса, – игрался по преимуществу для партера, который тогда был стоячим и очень демократичным: по ходу представления публика пила, закусывала и справляла нужду в бочки, там и сям для этой цели расставленные.

«Физиологизм предусматривается историей», – уверен Сакаев. В средневековой Европе люди были переполнены «соком жизни» Ведь вода была грязная – сплошные кишечные палочки. Поэтому основными напитками являлись пиво и вино, соответственно, все постоянно находились в легком подшафе. Жили весело, но мало. Отсюда ощущение наполненности жизни в шекспировских пьесах: успеть все сделать!  и впечатление, что герои  задыхаются от количества слов и эмоций, которые их переполняют.

Предлагаемые экстремальные обстоятельства и острое переживание полноты жизни диктуют сумасшедший ритм первого акта, а во 2-м акте жесткий фарс сменяет трагедия; меняются способа существования актеров, извлечение звука, свет. Действие ставится текстоцентричным, монологи Джульетты решены в классической манере. Здесь в полной мере можно насладиться игрой Эльмиры Ягудиной, чья мощная энергетика кажется взрывной в контрасте с ее кукольной миниатюрностью. Динар Хуснутдинов (Ромео) поддерживает дуэт с  партнершей больше визуально, соответствуя ей субтильностью телосложения.  Он теряется в двуслойности роли: трудно быть одновременно смертельно влюбленным юношей и английским актером 17 века.

Вообще значительных актерских работ в спектакле не случилось. Есть  только обещание таковых. Привлекают  внимание  рысьи глаза Раушана Мухаметзянова  (Тибальдо), ироничность  Рамиля Минханова (Капулетти),  скандинавская отстраненность Ильсура  Хайрутдинова (Меркуцио), мистическая наэлектризованность Наили Назиповой (Ангел смерти), сочность Раушании Файзуллиной (Кормилица), брутальность Рафика Тагирова (Лоренцо). Но сумасшедший темп первого акта не дает актерам обжить пространство роли, развернуться в нем, и образы дрейфуют к финалу эскизно, спешными поверхностными мазками. А некоторые и вовсе не звучат, теряются, как чета Монтекки (Иван Горбатов и Сакина Минханова). В любом случае отрадно, что Сакаев в новом спектакле усложнил свою задачу и вовлек в освоение актуальной актерской техники еще большую часть труппы.

Необходимо учесть и то, что по ряду обстоятельств, спектакль родился методом кесарева сечения – всего за три недели. Он еще будет доспевать.

Лично я уверена, что вскоре увижу совершенно иной спектакль, когда Альметьевский театр драмы будет 4-8 февраля гастролировать на сцене Театра им. Г. Камала.  Казанцы в эти дни могут познакомиться не только с  безумно интересной постановкой «Ромео и Джульетты», но увидеть легендарную «Мещанскую свадьбу», а также спектакли, поставленные главным режиссерами Ильясом Гареевым, Лилией Ахметовой, Ильдаром Хайруллиным, Байрасом Ибрагимовым. Гастрольные спектакли будут играться на большой сцене, а сакаевские – на малой, что снимает с него подозрение в пристрастии к пустым эффектам: он не жаждет загонять зрителей на сцену, просто адекватного для его спектаклей пространства в Альметьевском театре нет.

Галина Зайнуллина